Шрифт:
Закладка:
А дедуля между тем вынес графин с вином и еще один стакан. Григорий быстро опорожнил наши стаканы, а дед заполнил их из графина, и себе полстаканчика налил. Пригубил и стал рассказывать про свою жизнь. Как в Королевской Румынии служил у помещика кучером и конюхом в одном лице. Помещик был груб и по любому поводу давал зуботычину. А хозяйка, та вообще, злыдня и истеричка, чуть что, давай по щекам хлестать. Одно утешение, что и барину нередко доставалось от ее птичьей ручки. Тьфу на них, даже вспоминать противно. А настоящая жизнь пришла с советскими солдатами. Увлекся он в новой жизни виноградарством, кони отошли на второй план. Ухаживал за посадками с душой, а еще и селекцией заинтересовался, улучшил сахаристость местного сорта Мускат. За что получил уважение и медаль «За трудовые заслуги». И все в таком же духе. Заодно поинтересовался, почему я не записываю историю его жизни. Ну я его быстро успокоил: «Не волнуйся, дедушка, память у меня идеальная. Все твои слова в голове моей, как на бумаге, намертво отпечатались». Гриша подтвердил: «Да, знатная память. Как у Карла Маркса и друга его, Фердинанда Энгельса».
Графинчик мы потихоньку, под разговор, допили. Подали деду бидончик под мускат, сухой мускат. Пошел он наливать, а Гриша по карманам стал деньги искать. Чего в этих карманах только не было, много чего, а вот денег не оказалось. Парадокс, но факт. Бедный Гриша расстроился и просит: «Заплати, товарэш, два рубля, сам видишь, гроши дома забыл. Наверное на комоде. Потом верну». Дед денег не берет, но я настоял. Это надо быть свиньей, чтобы на халяву пить, до этого я еще не дошел и надеюсь, что никогда не дойду. Такие дела.
И в других местах приходилось мне выслушивать про героические будни и славное прошлое хозяев винных бочонков. И надо сказать, что некоторые судьбы меня заинтересовали, удивили даже и впечатались крепко в мою память. Кровь из носа, а рассказы за мной. Все так, но когда приходило время расплачиваться за вино Григорий выворачивал карманы в поисках двух рублей за два литра и, надо же какая беда, денег, как всегда, не оказывалось. Опять на комоде забыл. Забывчивый такой, уж не деменция ли у него. Эта наивная хитрость вовсе не раздражала меня, а наоборот, забавляла. Когда возвращались домой и все усаживались на веранде, Гриша забывал про комод, на котором будто бы лежали деньги. А я забывал про должок. С двух литров сухого на компанию не упьешься, но настроение явно подымешь, язык раскрепостишь и сон наладишь.
Все хорошо, но что-то все-таки не так. Я планировал отпуск в другом ключе. А тут получается, что за меня планируют распорядок дня. Да и жене, замечаю, не очень-то все это по вкусу. Она вообще-то, не любительница алкоголя, а приходится и ей, чтобы не выделяться, потягивать винцо и делать вид, что вкусно и приятно. И смеяться, как все, над остротами, пошловатыми и вовсе не смешными.
Вот Гриша в который раз рассказывает историю про Пушкина. «Идет Пушкин по Кишиневу, а один насмешник решил поиздеваться над ним. Забежал вперед, разогрел пятак до белого каления и бросил на дороге. А сам в кустах спрятался, наблюдает и заранее хихикает.
А Пушкин был не дурак, достал из одного места свой шоколадный прибор и пописал на пятак. Пятак зашипел от злости и остыл. А Пушкин взял пятак, сунул в карман и пошел себе дальше. А насмешник в кустах от удивления разинул рот и окривел от потери пятака. Пятак тогда ценился высоко. Вот такой был Пушкин!»
Мы смеялись, потому что неудобно было не смеяться, хотя слушали это не в первый раз. Анекдот этот настолько старый, что борода за ним на километр волочится. Но зачем обижать Григория, ведь он так старался нас рассмешить. Такие дела.
Нет, надо отсюда съезжать, пожить своим распорядком. Хорошие ребята, но ничего нового не предвидится. За относительно короткое время я уже имел некоторое понятие о жизни этой семьи. Все-таки профессиональный навык чего-то стоит. Как-то незаметно все раскрылись в душевных разговорах. Надо уметь слушать людей, дать им выплеснуть груз жизненных невзгод. Я не священник, но с пониманием и сочувствием выслушиваю собеседника, не осуждая и не поучая, не навязывая свое понимание добра и зла. Люди это ценят и изливают душу как на исповеди.
Вот и Гриша, хоть и хитрован, а много чего про себя порассказал не очень лицеприятного. И я не стану злоупотреблять его доверием, никому не скажу, что для него считалось затаенным.
Расскажу, что Гриша убежал на фронт подростком из оккупированной румынами Бессарабии, воевал в пехоте, крепко проштрафился, застрелив под Гданьском польского фермера, плеснувшего в лицо горячего кофе на просьбу напиться воды. Потом штрафной батальон, ранение, госпиталь. А тут и конец войне. В госпитале влюбился в санитарку Марию. Потом они поженились, поехали в Белоруссию, на родину жены. Но не прижились. Все родственники Марии погибли, опереться было не на кого, к тому же вокруг такая нищета и разруха, что за голову схватишься. Подумали и решили перебраться в Молдавию, к его родителям.
Хорошая она, Мария, но спорить горазда. «Я ей говорю: белое. А она в ответ: „Нет, черное!“ И не сопрешь ее, хоть убей. Белорусы они все такие упертые». Непростая судьба, как и у многих из нас.
Мария как-то призналась моей жене, что скучает по Родине, видит во сне мать, отца,